Слову «старик» в русском языке повезло больше, чем слову «старуха», рассмотренному нами в предыдущем рассуждении. Например, оно встречается в поэме Лермонтова «Мцыри»: «Старик, я слышал много раз, Что ты меня от смерти спас…»
В поэме говорится о кавказском старике (по-адыгски – «лIыжъ»), т.е., уважаемом человеке. И трудно представить, чтобы воспитанник обратился к своему наставнику – «лIыжъ». Это обесценило бы само слово, а применительно к человеку выглядело бы фамильярностью. Западные адыги в обращении к мужчине – ровеснику отца используют слово «тят» (наш отец), к ровеснику деда – «тэтэжъ» (lдедушка) или «пщытат» (досл. князь-папа), если речь идет об очень уважаемом старике. В контексте приведенного примера слово «старик» нейтральное.
И здесь встает вопрос, чем же так не угодили «старухи» русскому народу? И следующий вопрос: но народу ли? Наверное, как раз в данном примере отражается типичная для России ошибка. Когда говорят Россия, имеют в виду, прежде всего, ее правителей. Про народ забывают.
И действительно, провинились, на мой взгляд, «старухи» перед сильными мира российского. Перед императорами, перед системой, которая их поддерживала. «Старухи», видимо, с их опытом, знаниями и т.д. оказались не нужны системе. И правда, зачем империи может пригодиться женщина, которая, главное, уже не способна рожать рабов?
Вот и вложен был соответствующий смысл в слово «старуха». А затем и «старухи» стали соответствовать новому смыслу этого слова. А поскольку русский язык знают все российские «старухи» вне зависимости от их национальности, то стали соответствовать ему и они.
Слову «старик» повезло, возможно, потому, что мужчины в России умирали очень рано. Намек на это содержится, скажем, в современном обращении молодых людей друг к другу: «старик». Так зовут друзей, хороших знакомых и т.д. И данное обращение содержит явный положительный оттенок. Видимо, он, подчеркну, этот народный оттенок, наряду с ранней смертью «стариков», и спас значение рассматриваемого нами слова.
В качестве причин раннего ухода стариков и старух, живущих в империях, можно перечислить многое. Намек же на то, что в российском народе стариками и старухами становились очень рано, содержится в одном из исследований (не помню имени автора) образа старухи-процентщицы из романа Достоевского «Преступление и наказание». Той «старухе», которую зарубил топором студент Раскольников, по этим данным, было (если я правильно помню) 36 лет. Во всяком случае – до 40.
Мужчины в среднем, как известно, умирают раньше женщин. Но в России, прежде чем умереть они, видимо, успевали стать стариками. Ведь вышла же замуж Татьяна Ларина (роман Пушкина «Евгений Онегин») за «старика»-генерала, которому было (!) слегка за 30.
Аслан Шаззо, Натпресс.